Во имя слишком сильной любви…

Он сидел на каменистой скале и смотрел в небо. Лил холодный дождь, капли обреченно стекали по его телу, но он только безмолвно открывал в небо свой клюв. Она, пролетая мимо, на мгновение замерла, увидев этот странный крик. Сердце сжалось от нахлынувшего внезапно тепла, комок подкатил к горлу. Взмахнув крыльями, Птица спустилась на землю и подошла к Нему. Печальные глаза встретили Ее, но Он все также не произнес ни звука.

«Как Ему одиноко и холодно, — вздохнула про себя Птица, оглянулась вокруг, — и некому обогреть!»

Она принялась старательно выдергивать у себя из крыльев перья, чтобы разжечь костер и обогреть Его. А Он все также безмолвно со взглядом, исполненным вселенской тоски, продолжал раскрывать свой огромный клюв в небо…

Прошло много времени. Костер горел ярким пламенем и, казалось, что в этом столбе огня может обогреться еще не одна заблудшая душа. Однако Он все не переставал широко открывать свой клюв в молчаливой просьбе, глаза не переставали с грустью глядеть на все вокруг, и, казалось, это вселенское горе ничто не способно унять. Но Птица упорно продолжала ощипывать свои крылья, бросая перья в огонь, чтобы тот горел еще ярче.

Только незаметно, шаг за шагом в Ее душу кралось сомнение. Он был сыт, обогрет, обласкан, но все также, как будто обреченный, продолжал широко открывать свой огромный  рот в страстной просьбе о помощи. Это коварное «как будто» не давало ей покоя. За широко открытым ртом она стала замечать крепкие крылья, увенчанные мощными перьями, упругие лапы, уютно спрятанные под животом.

«Почему Он не летает сам? — внезапно задумалась Птица, — Но Ему ведь очень плохо», — возразила Она тут же сама себе. И тут только заметила, что крылья у Нее стали совсем голыми, остались висеть только безобразные остья ощипанных перьев. Птица захотела по привычке взлететь, но не смогла. Она поникла головой и застыла на краю скалы с грустью глядя в небо. Впервые за это время Она смотрела не на Него, вздыхала не о Нем. Птица вдруг поняла, для чего была рождена. Она вспомнила, как свистел ветер в ее крыльях, как Она взмывала высоко в небо и летела штопором вниз, наслаждаясь скоростью. Теперь Ей приходилось ходить по земле и искать себе пропитание под ногами. Птица скучала и тосковала за высотой.

Шли дни, Он и Она отдалялись и разочаровывались друг в друге. Птица все больше стала замечать то, что пряталось у него за широко открытым ртом: большие крылья, мускулистые ноги, широкую грудь.

«Почему же Он все-таки не летает? — все чаще и чаще спрашивала Она у себя, — а ведь Он может!»

А Он страдал и мучался оттого, что Она все чаще смотрит в небо, а не на Него, что Она уже не так трепетно и нежно заботится о Нем. От этого ему становилось нестерпимо тоскливо. Но, стараясь удержать Ее, Он только шире и жалобней открывал рот.

Настал день, когда у Птицы отросли перья. Взмахнув новыми крыльями, она ринулась с нетерпением влюбленного в объятья неба и полетела навстречу облакам, навстречу восходящему солнцу. А Он остался сидеть на прежнем месте, еще шире открывая рот в безмолвном крике. Он все сидел и ждал Того, кто придет и позаботится о Нем.

Каждый из них заплатил свою цену: Птица утратила старые крылья, чтобы ее зрение стало острее, а Он еще намного раньше встречи с Ней потерял свою свободу, чтобы быть тесно связанным хоть с кем-нибудь.