Для тех, кто занимается с детьми с аутистическими или поведенческими нарушениями хорошо знакома картина: когда ребенок, не получив желаемого или при небольших изменениях привычного сценария (маршрута, еды, игры и так далее), устраивает колоссальную истерику. Эта истерика может настолько бить по нервам родителей, что они делают выбор тщательно оберегать свое чадо в тех ситуациях, которые могут спровоцировать подобные реакции. Эти аффективные реакции у психологов называются «катастрофические ожидания» и от обычной детской манипуляции отличаются тем, что для ребенка, которые это переживает, свойственно стереотипное поведение, он искренне проживает, как трагедию, любое непривычное для него изменение стереотипного сценария, к которому привык. И целью его истерики является не получение дополнительного внимания, а возврат к привычным стереотипным паттернам.

Бывает даже еще сложнее: ребенок демонстрирует катастрофическую реакцию, и она созвучно запускается и у родителя, чаще у мамы, но наблюдала такие реакции и у пап. Взрослый переживает за своего ребенка настолько сильно, описывает его как крайне беспомощного, ранимого, беззащитного, неприспособленного к трудностям жизни и так далее, что это несоответствие с реальными фактами бросается в глаза. Взрослый не замечает, как с ребенком у них складывается интересный тандем: ребенок очень быстро научается манипулировать страхами своего родителя так, что родитель начинает всячески безмерно опекать его и избавлять от малейших, расстраивающих его ситуаций, к тому же ребенок быстро получает желаемое. Все это подкрепляется еще и диагнозом, который, как правило, висит «дамокловым мечом» в атмосфере семьи.

Что происходит в итоге: малыш получает гиперопекающую обстановку вокруг себя. И до поры до времени это его будет устраивать. Но, оберегаемый от малейших негативный переживаний, он не учится саморегуляции своих эмоций, как правило, он не получает опыт социализации и социальных навыков (подождать в очереди к кассе, уступить игрушку, лечь вовремя спать, убрать свои вещи, вымыть голову, список можно продолжить). Отсутствие этого опыта аргументируется родителями тем, что их ребенок еще не готов. При этом, чем старше становится чадо, тем более требовательно звучит его голос, истерики постепенно могут стать привычным способом добиваться желаемого, а родители устают, истощаются, как следствие стресса и постоянного напряжения — тревога в семье за ребенка может стать зашкаливающей.

Так что же делать со стрессовыми реакциями ребенка? Как понять, что малыш может справиться с фрустрирующей¹ ситуацией? И что делать с собственными катастрофическими ожиданиями?

Лучшее пространство для получения нового опыта — это игра. В игре ребенок увлечен процессом, а не результатом (результат в игре — побочный эффект), важную роль играют положительные эмоции от игры, они помогаю даже справиться с неудачами и мотивируют снова и снова повторять понравившуюся игру.

Мы можем, заручившись доверием ребенка и тем, что он позволяет нам вступать в игру с ним, попытаться с удовольствием и другими позитивными эмоциями чуточку менять стереотипный сценарий его игры. Не сразу, а медленно и постепенно.

Мальчик сидит и складывает забор из кубиков. кубики разной величины и формы, но на каждом занятии этот забор всегда одинаковый: вначале кубы, потом «кирпичики», и в конце пирамиды. Первые занятия я сижу просто рядом — мы привыкаем друг к другу. Потом я постепенно подсаживаюсь ближе и протягиваю ему кубик той формы, которую он сейчас должен взять. Вначале он протестует и даже пытается ударить меня кубиком, я уворачиваюсь. Не сразу, но контакт происходит, спустя пару занятий он уже позволяет мне подавать ему «материалы», но, по-прежнему, игрушечный забор все еще стереотипный. Когда, наконец, ему становится интересно со мною играть, я начинаю чуть-чуть хулиганить: прячу кубик от него и тут же через секунду отдаю, предлагаю ему разжать по очереди мои пальцы, чтобы взять кубик из ладошки и т.д.  Мальчик растерян: это что-то новое. Но я смеюсь, эмоционально с ним болтаю и при этом все кубики отдаю ему исправно, не пытаюсь себе присвоить. Кажется, мне можно доверять  Еще несколько таких занятий, где я веду себя чуточку непредсказуемо, но в то же время доброжелательно и с улыбкой, с азартом играю с ним и, о чудо: его «забор» вдруг превращается в здание, потом гараж, в котором живут машины, а потом уже следующие занятия он позволяет мне вдвоем с ним что-то строить, даже чуть-чуть пробуем «по-очереди». Но я не навязываю свой тип игры, я просто включаюсь в то, что мальчик делает, каждый раз по чуть-чуть дополняя эту игру новыми чертами и — обязательно — положительными эмоциями. Эмоции — «наше всё», они, как смазка, помогают сдвинуть с места скрипяще-неповоротливый сценарий стереотипного поведения в игровой среде. Также и родители пробуют дома по чуть-чуть менять привычные действия, приправляя это позитивом и смехом. За 3-4 недели поменялось и поведение ребенка: он оказался согласен осваивать новый маршрут из сада, крики и истерики по поводу запретов значительно снизились. Ребенок сам перенес новый эмоциональный опыт в обыденную жизнь. дальше — нужно просто поддерживать этот процесс…

Другой ребенок на занятиях. Наблюдаю за ним и вижу, что ему очень нравятся тактильные ощущения: щекотка, проприоцептивная система тоже «голодна» к ощущениям: ему нравятся тесные объятия и покачивания на руках. Но родители к таким манипуляция относятся крайне тревожно: мальчик перевозбуждается от ощущений, а поскольку не дифференцирует свои эмоции, начинает радостно меня лупить по голове, при этом требуя продолжения. Меня просят прекратить такие манипуляции с ребенком и говорят, что они так не делают дома. Садимся, беседуем: чего боятся, почему так тревожно реагируют на телесные ощущения, которые явно нравятся ребенку. Оказывается как раз потому, что он не различает положительные и негативные эмоции, например, может смеяться, когда другой ребенок плачет и воспринимать это, как игру. И их напугали не мои игры с малышом, а его «неприличная» реакция. Обсуждаем, принимаем стратегию к действию. Мой аргумент: если он не будет получать адекватной эмоциональной обратной связи на свои действия, у него по-прежнему будут затруднения с дифференцировкой эмоций. В этой ситуации удалось справиться с повышенной тревогой у родителей…

Но когда катастрофические ожидания у папы или мамы «зашкаливают», ребенку крайне сложно развивать свою самостоятельность, получать новый опыт. Это — как жить в комнате, оббитой ватой, выглядывая на улицу только с балкона, и есть всегда только несоленую пищу, приготовленную на пару Это безопасно, но «невкусно» жить. Рано или поздно мозг начнет требовать все новых и новых ощущений. Это отразится и на поведении. Повышенный тревожный фон и гиперопека (как бы чего не случилось) лишают ребенка полезного опыта. Из-за боязни заразить ребенка, его могут лишать общения со сверстниками (пусть вырастет вначале), могут не разрешать играть с водой или красками (намочится, испачкается), могу запрещать лазать по лестницам (ударится), могут давать только перетертую пищу (в годик он подавился), ребенка могут годами кормить с ложки и так далее, всё ради комфортных условий. Но КАКОГО ВОЛКА КОРМИМ, ТОТ И СИЛЬНЕЕ. Если мы поддерживаем у ребенка зависимую от нас позицию, то мы вторично тормозим его развитие: не болезнь, не аутизм, а мы сами! Если мы у ребенка, даже с нарушенным развитием, всячески поддерживаем доступную ему самостоятельность и исследовательский интерес к этому миру, мы развиваем и усиливаем его адаптивность и стрессоустойчивость. Если мы не учим ребенка справляться самостоятельно с неудачами, давая ему возможность пережить (с нашей поддержкой) посильный для него опыт разочарований, фрустраций, отказа в желаемом, то мы также блокируем его развитие, в первую очередь, эмоциональное и социальное. Он рано или поздно столкнется со стрессами, когда подрастет, это неизбежно. Но вот насколько он будет к ним готов — это наша ответственность. Безусловно, я не призываю к тому, чтобы, говоря метафорой, бросать ребенка в воду, а там выплывет — значит станет пловцом. Речь идет о другом. О малых шагах. Учить ребенка ждать, если очередь к кассе, если лифт сразу не приходит, если мама прилегла отдохнуть на полчаса, учить отдавать назад чужую игрушку. Да-да, ребенка важно обучать в том числе и тому, что у родителей есть свои потребности, иначе как он научится понимать, что они в принципе есть у всех остальных людей?

И тогда встает вопрос: откуда у родителей появляются такие сверхтревожные ожидания и как с этим быть? Если вы узнали себя в статье, и ваша картина мира такова, что он крайне небезопасен, и никто из знакомых не способен вас убедить в обратном, видимо, речь идет о ваших собственных детских травмах. За этим может стоять пережитое насилие — единичное или хронически повторяющееся, тяжелая болезнь одного из родителей, может быть опыт жизни с человеком, от кого вы зависели и который был крайне несдержан или ненадежен, а может быть даже и небезопасен. При чем здесь ваш ребенок? Этот опыт ваш, и, если не хотите передать его, как паттерн поведения и сценарий жертвы своему ребенку, нужно работать с этими страхами. Быстрее и лучше — с психотерапевтом, по моему опыту, намного быстрее в рамках телесно-ориентированной терапии. Через тело можно «переписать» прежний негативный опыт и начать ощущать свою жизнь в других красках. Ребенку также станет легче. Проверено!

________________

¹ Фрустра́ция (лат. frustratio — «обман», «неудача», «тщетное ожидание», «расстройство замыслов») — психическое состояние, возникающее в ситуации реальной или предполагаемой невозможности удовлетворения тех или иных потребностей, или, проще говоря, в ситуации несоответствия желаний имеющимся возможностям.